Роза на алтаре [= Цветок страсти ] - Лора Бекитт

– Потому что вы женщина.

Он произнес это спокойно и веско, почти без всяких эмоций, и Шарлотта промолвила во внезапном порыве отчаянной откровенности, какому хотя бы раз в жизни бывает подвержен любой человек, порыве, появление которого зависит не столько от того, в чьем обществе ты находишься, сколько от твоего внутреннего состояния в этот момент:

– Я не такая, как все!

Он согласно кивнул.

– Я слышал, вы очень умная женщина.

Шарлотта позволила себе усмешку.

– Женский ум – невеликое достоинство в глазах мужчин. Они куда больше ценят красоту.

– Что ж, верно. Но плениться женской красотой – несложная задача.

– Вы правы, – Шарлотта смотрела ему прямо в глаза. Она вдруг решила поднять столь долго опущенное забрало. – Для того чтобы по достоинству оценить ум женщины, надо самому быть человеком неглупым.

Он ничего не ответил, и во время внезапно наступившей паузы его лицо посветлело от каких-то мыслей.

– Это вы сделали интриганку из маленькой Софи? Видели бы вы, что она вытворяла в эмиграции!

Женщина засмеялась.

– Я? Вовсе нет! Просто я дала ей понять, что для женщины важно быть не только чувственной, но и разумной. Человек не может жить чем-то одним, он должен иметь что-то в резерве – тогда ему будет проще приспособиться к переменам.

Они сидели и беседовали около часа, пока не настала пора вернуться к гостям, Шарлотта наслаждалась явным интересом этого человека к себе и к их разговору. И хотя она знала, что это ровным счетом ничего не значит, да и не стремилась к тому, чтобы оно значило что-либо, ее сердце невольно размягчилось, и она впервые почувствовала укол совести за то, что проявила столько мелочной зависти и жестокой мстительности по отношению к своей сестре.

Шарлотта вспомнила, как Элиана, решив стать любовницей Максимилиана, в ответ на ее доводы сказала: «Пусть то, что я испытаю, будет кратким, как миг вхождения в сон, и не повторится никогда, все-таки это лучше, чем та пустота, в которой я пребывала так долго. Лучше страдания по минувшему, чем тоска о несбывшемся. Мне будет легче жить с этими воспоминаниями, воспоминаниями сердца и души».

«А ведь она была права», – подумала Шарлотта.

Она вспомнила свои мечты о встрече со счастьем, сейчас представлявшиеся глупой выдумкой, порожденной юношеским отчаянием, все то, что перегорело, чему суждено было стать заживо погребенным в ее душе, что она долгое время душила в зародыше.

Шарлотта вновь усмехнулась. Сейчас ей казалось, что даже любовь к Максимилиану существовала лишь в ее воображении.

«Неужели мне только и осталось, что считать пустые годы?» – подумала женщина.

И только в эту минуту она окончательно осознала, что всю свою жизнь так и не переставала чего-то ждать.

Над горизонтом простиралась светлая мгла, и лучи вечернего солнца, пронизывающие небо, придавали ей вид золотистого полога. Ниже тянулся молчаливый тенистый лес; вершины деревьев сверкали в лучах заката, и откуда-то издалека доносилось дуновение влажного осеннего ветра.

Временами казалось, будто лес светится сам собою, настолько сочны были его краски. Местами в гуще яркой листвы мелькали черные стволы деревьев, а пониже – пятна темной земли.

Элиана сидела в дилижансе, прислонясь к обитой штофом стенке, и вглядывалась вдаль.

Позади остался Париж, его стройные башни, казавшиеся темно-синими на фоне золотого неба, высокие здания с сияющими стеклами и черными крышами, окруженные сетью хаотично переплетенных теней, его легкая музыка и тягучий, протяжный звон колоколов.

Элиане чудилось, что она все еще слышит разливавшийся в воздухе аромат цветов, белых, желтых и розовых хризантем, которых было так много в эту осень. Женщина невольно улыбнулась: счастливые воспоминания о благоухающем, словно бы помолодевшем городе, снова ставшем легкомысленным, праздничным и нарядным, окутали ее душу, точно мягкое покрывало.

Шел 1803 год, последний, как выяснилось позднее, год без войны после заключенного в 1801 году мирного договора с Англией.

Впрочем, об этом нетрудно было догадаться. На западном побережье страны, отделенном от Англии только узким проливом, близ Булони сооружался огромный военный лагерь – строились боевые корабли, транспортные суда и баржи. Бонапарт вел приготовления к британской экспедиции.

Бернар Флери находился в этом лагере; они давно не виделись, и, предчувствуя новую длительную разлуку, Элиана решила навестить мужа. Она знала, что он стал бы возражать против ее приезда, и потому выехала без предупреждения.

В конце концов, Бернар будет безумно рад – в этом можно не сомневаться! После трех лет совместной жизни Элиана могла признать, что их брак оказался на редкость удачным.

Она с удовольствием вспоминала прошлое. Первые недели после возвращения с Корсики были заполнены счастливой суетой: поиском нового жилья и последующим переездом. Семья Флери поселилась на левом берегу Сены в небольшом выбеленном доме с балконом из витого железа, расположенном невдалеке от красивого каменного моста, – в одном из заросших цветами и кустарниками очаровательных уголков, окаймлявших набережную пестрой гирляндой. Квартирка состояла из пяти комнат и выглядела очень уютной. Вспоминая подчеркнутую роскошь и надуманное великолепие своего салона с его позолотой, бронзой и массивным серебром, Элиана постаралась обставить новое жилье как можно проще – легкой, изящной мебелью, без всякой атрибутики, указывающей на время, в котором они живут.

Та весна казалась очень счастливой, и единственным, что всерьез омрачило настроение Элианы, стало стремление Бернара участвовать в новой военной кампании – втором итальянском походе, намечавшемся на май 1800 года. Он же пытался убедить жену в том, что его решение вызвано необходимостью.

– Пойми, любимая, – говорил он Элиане, – мне уже тридцать три года, и я не знаю иного способа обеспечить семью, кроме как пойти на военную службу. Мне нравится нынешняя армия – армия, где люди получают звания за заслуги, а не благодаря происхождению и связям, где каждый человек может показать, на что он способен, и получить за это награду. Поверь, если я сейчас уйду в отставку, то потеряю шанс чего-то добиться в жизни.

Действительно, в те времена престиж военной службы необыкновенно возрос. Молодые люди, вдохновленные примером Бонапарта и его сподвижников, в непостижимо короткий срок прошедших путь от лейтенантов до генералов, охотно записывались в армию. Служба открывала доступ к вершинам для любого человека – от крестьянина до обедневшего аристократа. И Бернар всерьез подумывал о том, чтобы отдать Ролана в военную школу.

– Но война – это зло, потому что она сеет смерть, – горячо возражала Элиана. – Человек не имеет права уничтожать то, что создано Богом.